ГЛАМУР — развлекательная журналистика в ее наиболее претенциозном, лакированном варианте. Основной продукт — глянцевые журналы формата Cosmo, Elle, Vogue.
Гламур дистанцируется от бульварной, таблоидной прессы. Желтое издание — скандалист,
сплетник, вуайер; гламур — умудренный советчик, богатый и внимательный друг. Однако
отношения притяжения/отталкивания у гламура возникают отнюдь не с его бульварной
родней.
При более пристальном рассмотрении гламур преследует цели, находящиеся далеко за
рамками простого развлечения. Центральное понятие глянцевой журналистики — успех.
Как завязать полезное знакомств. Как наладить семейную жизнь. Как лучше выбрать
оружие, накачать мышцы, очаровать партнершу (партнера). С каким платьем лучше
смотрится алмазная брошь. Где находится лучший бутик нижнего белья. В чем
секрет успеха имярек. Интервью с кинозвездами, миллионерами фотомоделями. Мир
гламура — потребительский
рай, которым управляет деперсонализованное, как бы растворенное в пропитанном дорогим парфюмом воздухе, божество успеха. Здесь
разводятся легко и женятся счастливо, делают моментальную карьеру, путешествуют
куда и когда хотят, ездят в дорогих и очень красивых авто, едят в неслыханно
экзотических ресторанах, носят драгоценности килограммами и никогда, никогда не
болеют и не умирают. Но подчас балуются благотворительностью.
Гламур, таким образом — лощеное острие неолиберального проекта. Полностью оторванный
от реальности большинства своих читателей, он тем не менее стремится эту
реальность задавать. Одно из обоснований — качество производства глянца.
Гонорары — высочайшие среди печатных СМИ. Нанимаются лучшие, технически
виртуозные фотографы (наиболее наглядный пример гламурной фотознаменитости —
Хельмут Ньютон). Над макетами, на самой современной оргтехнике, трудятся
мастеровитые дизайнеры. Наемная сила — гиперсексуальные фотомодели.
Дорогостоящие средства оправдываются целью. Позиционируя себя как точнейший срез
модных тенденций, гламур стремится
властвовать над умами — и ему это удается.
Именно в точке такой, пусть виртуальной, власти гламур смыкается со своей
диаметральной противоположностью — радикальной культурой. Радикал также
оперирует абстрактными ценностями, пусть и внешне социально обусловленными; он
также стремится быть не просто модным, но задавать тон в обществе. Одним словом,
и радикализм, и гламур насквозь идеологичны, оба претендуют на доминирование
в массах, а их создатели, как положено идеологам, достаточно обособлены, даже
одиноки.
Однако радикализм и гламур,
при всем сходстве их методов, сойтись не способны — незавидная судьба
московского рейв-журнала Птюч, пытавшегося сочетать обе
тенденции, яркое тому подтверждение. Дело не только в несовпадении целевых
аудиторий. Ценности и радикализма, и гламура принципиально оппонируют базовому
консерватизму потребителей. Ведь для последних сенсации должны быть не просто
безопасны, но и достижимы, ежесекундно готовы к употреблению. Сладким миражам, равно как и очистительным бурям, место в
резервации бумажных тигров.
Однако оба проекта продолжают работать. Число вовлеченных медленно, но верно
растет, так же, как растут навстречу друг другу глобальный либерализм и
сопротивление ему. Объемы действия гламура и андерграунда увеличиваются. Возможно,
наступит тот день, когда они, проникнув на все этажи общества, сойдутся. Линия
встречи станет истинным экзистенциальным фронтиром, а день, когда это
произойдет, — началом социокультурной войны, по своим масштабам и последствиям
равной разве что событиям мая 1968 года в Париже. [Д. Десятерик] СМ.: Мейнстрим,
Попса, Самиздат.